Биография
Фотографии
Завещание

Совершенно спонтанное

ИЗБРАННОЕ

из произведений октября 1986 –
апреля 1987 г.г.

напечатанное накануне магнитной бури
в субботний дождливый день 30 мая,
чёрт бы его поб(д)рал. Ненужное зачеркнуть.

Утром проснулся, и подумал примерно так: "Завтра магнитная буря, это, конечно,
главное событие дня, но, кроме того, это последний день месяца № 5, и,
соответственно, завершение моего творческого эксперимента, суть которого в том,
чтоб весь месяц приходящие на ум стихотворные строки записывать в отдельную жёлтую
тетрадь, причем, как оконченные, так и не оконченные, а по окончании месяца всё,
что получится, издать отдельным сигнальным выпуском на радость всем, кто ещё умеет
радоваться лучше, нежели... ну, вы знаете, кто. Но, далее подумал я, ведь если
я стану печатать то, что у меня там насочинялось за май (а я сам целиком не читал,
чего там навыходило), то я целиком проникнусь духом мая и о старом и думать забуду.
И я решил, что надо, не дожидаясь наступления 31 напечатать нижеследующее ИЗБРАННОЕ,
тем более, что многие об этом даже просили." Вот так подумал я, хотя кавычки можно
было и не ставить. И, закупив 4 бутылки "Бахмаро", стиснув зубы, напечатал. За что
честь мне и хвала. Сделал дело — гуляй смело. И далее по тексту академического издания
русских пословиц и поговорок. Теперь бы ещё подвигнуться на издание "Месяца № 5",
и можно смело (пардон за тавтологию) ехать тонуть в зону затопления Богучанской ГЭС. Аминь.

АВТОР, которого и издание.

	+	+	+
	
Бездна:
над нами,
под нами,
в нас …

	+	+	+
	
От однообразия пищи я вял и рыхл.
Где уж мне увлекаться атаками!
Всё бы я дрых и дрых...
А в мечтах всадники несутся
напропалую, обгоняя пехоту,
вылетают на оперативный простор
и давятся, давятся танками…

	+	+	+
	
Меня уже покинули
лёгкость, беспечность, и всё остальное.
А теперь и мой разум стоит у порога.
Он одел плащ и галоши,
и проверяет, исправен ли зонтик.
Действительно, в такую погоду нельзя без зонта.

	+	+	+
	
За моей неприглядностью — ничего
кроме попытки казаться приглядным,
а за этим дождём — только дождь.
А ты всё ещё чего-то от меня ждёшь,
называя меня своим ненаглядным,
обнимая и целуя меня всего.
Но я уже лишь посмертная маска
с себя самого. Я как из гипса,
да ещё вдобавок начинённый
своими дикими снами, опьянённый
необъятным желанием разбиться.
Сумеешь ли ты стать замазкой?

	+	+	+
	
Длинное тело сверкнуло, упало.
Змея?
Женщина?
Привидение?
Бред.
Ёжик молока попил, убежал.

	+	+	+
	
Было достаточно инициатив
ацетиленовый фонарь потух
катакомбы во тьме
омары на дне
одинокий пастух
их ловит сачком на аперитив
окоченелые персики на лиловом столе
в кувшине вода и лёд
за окнами но-
чь
ябрь
волуние
эмоций не счесть — темно
не я так он доплывёт
до белой грани в голубом хрустале
мучит деревья холод и стыд
ветер сорвал даже фиговый лист
замысел жизни зябок и мглист
сгорев тепла не дали мосты

	+	+	+
	
Я убрал в холодильник сыр и колбасу,
потому что знал: придёт кот и съест.
И не потому, что мне было жалко
сыра и колбасы для кота,
просто как-то общепринято,
что коты питаются с пола, а не со стола.

	+	+	+
	
До Нового года говорили: будет,
теперь говорим: было.
А ведь ничего не было,
и ничего не будет.

СВИСТОК ДАЁТ СУДЬЯ
Мы шли туда а надо бы оттуда
ты плакала тебя я доконал
я так ходить ни с кем уже не буду
канал прорыт но кончился канал
тогда ещё я верил в чудо
иначе бы не начинал
игру весёлую в Иисуса и Иуду
ах как слезоточив финал
но кто из нас теперь паскуда
себя кто больше запятнал
игру кто выиграл
покуда
неясно
да и не всё ль равно
когда мы поняли что каждый из нас
друг о друге ничего не знал

	+	+	+
	
Нет, мои загорелые ноги
не увидеть тебе никогда.
Пусть целуют тебя осьминоги,
мне твоя безразлична звезда.
Пусть сияет она самоварно
тем, кто бледен, спокоен и тих.
Да, могу я быть злым и коварным,
но к чему? Лучше выколю "Анна"
на ногах загорелых моих.

ПОДОЖДИ
Голос девочки тонок,
тоньше ещё рука.
Бедный, бедный ребёнок —
душегуб паука.
Членистоногого жалко:
подозревать не мог,
что прилетит скакалкой
между мохнатых ног…
Милая, глаз не трогай,
ты их с лица сотрёшь.
Вот подрастёшь немного,
ты и себя убьёшь.

АВАНГАРД-ОПЕРА
Я не опора,
а линия электропередач.
Я дирижёр сомнений хора,
убивец собственных удач.
В авто я мчуся,
как заведённый, жму клаксон.
Не жду сочувствий,
пою я с хором в унисон.
За нами трупы.
Я наклонился над рулём.
"Червону Руту"
мы, озверелые, поём.
Гремят литавры,
прожектор светит прямо в пах.
Нет тары.
Трах-тарарах!

	+	+	+
	
Слова ради слов
молчание ради молчанья
любовь ради любви
ради ради ради
ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБ МЕНЯ ЦЕЛОВАТЬ
Знаешь, рассказывай мне иногда,
когда вечер спускается влажный,
что есть где-то дивный город
Караганда,
белокаменный и бумажный.
И ещё, пожалуйста, говори,
о том, что крутятся карусели,
что прилетели новые снегири
и на старое дерево сели.
О, как я буду тебе внимать!

	+	+	+
	
ЗВЁЗДЫ? ФОНАРИ?
наши лица так странны
но было б ещё странней
если б их не было вовсе
и только улыбки безумцев
остались висеть догорая

УРА?
Весна. Сползает с крыши снег,
а кажется, что едет крыша,
и птиц, рукой им дав разбег,
стремим всё выше мы и выше.
И сами — вслед за ними — ввысь,
от грязи, слякоти и гнили.
Весна, её мы дождались…
А жить зимой не разучились?

СОНЕТ 4
Под растопыренным яблоком света,
под грохот бомбардировщика ночи
я копаю колодец луны и ветра
в набедренной повязке из еловых веток
и в татуировке из тире и точек.
Свети в лицо, уравновешивай вектор!
Успокаивай зеленью глаз что есть мочи!
Мы несусветны и наша несусветность несметна.
На пригородном поезде ликвидировать прочерк…
Звон монеты.
Низвержение пустых бочек,
будто разбегаются от Солнца планеты,
а может, это, алея, кометы
тянут камни из печени и почек…

	+	+	+
	
Следил ли за ней?
Хотел, чтоб она обернулась?
Нет, просто обедал какой-то дрянью.
Ложка о зубы стучала и гнулась.
Шторы воняли жиром бараньим.
Наслаждаясь запахом блюквенной баланды,
медленно плюхая каплю за каплей
на потрескавшиеся, распухшие гланды,
смотрел на неё я? Вряд ли…
До её ли ног мне было в этом раю
с супом из шалаша с мылом?
О, как же сердце, облитое, ныло!
Как трепетало у рта на краю…

ЭТО ДЛЯ ВАС …
Я — ничто.
За моим ничтожеством — вера,
а за верой моей — ничто.
Слишком жидкой была бессильная сперма.
Слишком тесно мне стало пальто.
А может быть, это всё и неверно,
и мать моя — Мария, тогда кто же отец?
Я крадусь за декорациями. Я — первый,
кто покажет залу конец.
И эта девочка… Кто учил её красить
губы и брить под мышками мех?
Прииди ко мне, святой профессор Красик,
пропиши мне что-нибудь ото всех.
Выбросьте абонементы и краски!
Пейте какао "Серебряный ярлык"!
Я — ничто, и для вас это праздник?
А, впрочем, кто я вам?
Прикусываю язык…

	+	+	+
	
не девушка девочка почти мальчик
медленной походкой вдоль под сосульками
с крыши течёт вода твоих вёсен
слышишь
это деревянный модерн мечты
о переасфальтировке тротуара
дура нет у тебя господнего дара
но ты прекрасна
как милицейские посты
первоапрельский снег
выстилает благими намерениями
дорогу к аду
, иди, ты, знаешь, куда
"Дворники и воспитатели
требуются детскому саду"
меня не возьмут
я — синяя борода

	+	+	+
	
Комплекс нищего. Комплекс героя
сказок с ужасным концом.
Гипер-
трофированная фантазия сноба.
Вообразить, что она моим любовалась лицом
и приходить на спектакль снова и снова,
видеть с четвёртого ряда опять
это лицо, эти губы, покрытые гримом,
в бюст беспардонно взоры вперять
и, повстречавшись с глазами, ускальзывать мимо.
Всю изнасиловав мысленно, хлопать
и вожделеть познакомиться ближе,
жаждать потрогать хотя бы за локоть,
алкать, стенать и размазывать жижу
по полушариям щёк
Белый, рыжий?
Кто я, себя возлюбивший до гроба?
Гипер-
трофированная фантазия сноба…
Она — воплощение снов о Париже.

	+	+	+
	
ЛИ Заставал меня
плачущим навзничь?
Ли заставлял
содрогаться от боли?
Нет, только звал меня
вместе проказнич-
ать, два, левой, и дале, и боле.
Шёл ли со мною
ваять пирамиды,
верил ли в двойственность
нашего братства?
Поджигал, нет, храм Артемиды.
Вечная память —
небесное царство?!